Russia: Blocking online media symptomatic of wider purge on dissent

The English version of this blog post is available below the Russian version.

Во Всемирный день свободы печати 3 мая 2016 г. Юлия Березовская, генеральный директор Грани.ру, рассказывает о том, как с марта 2014 г. возглавляемое ею СМИ борется с блокировкой своего вебсайта внутри России, а также освещает все более широкие и жесткие ограничения свободы выражения мнения в интернете.

В России бесстрашные одиночки бросают вызов системе: Ильдар Дадин осужден за одиночные пикеты, Борис Стомахин отбывает семилетний срок за публикации в блоге, Петр Павленский сидит в тюрьме за художественные акции. А еще среди преследуемых – библиотекарь из Москвы, школьный учитель из Орловской области, продавщица из Екатеринбурга и многие, многие другие.

На нашем сайте Грани.Ру мы ежедневно рассказываем о тех, кого преследуют за мнения, комментарии, стихи или просто за перепост картинки в интернете. Несогласных таскают на допросы, увольняют, штрафуют, отправляют на принудительные работы, вносят в черный список “экстремистов”, блокируют банковские счета, давят на родственников, брызгают в лицо едкой жидкостью, бьют стекла в квартирах, избивают на улице и обливают грязью по телевидению.

В сегодняшней оруэлловской России придерживаться фактов и называть вещи своими именами – уже акт сопротивления.

Два года назад, накануне захвата Крыма, российские власти приказали всем интернет-провайдерам закрыть доступ к нескольким независимым онлайн-СМИ. Закон о внесудебных политических блокировках был спешно принят несколькими месяцами ранее по инициативе депутата Андрея Лугового – того самого, который в 2006 году привез в Лондон порцию полония для Александра Литвиненко, бывшего коллеги по ФСБ.  Этот нечетко сформулированный, явно антиконституционный закон был первым судорожным ответом на украинское народное восстание.

Наш сайт в разгар украинского Майдана бил рекорды посещаемости: в день на сайт заходило 150 тысяч  пользователей, в феврале 2014 года месячная аудитория насчитывала полтора миллиона человек, а в марте должна была перевалить за два миллиона.

Сайт был заблокирован без предупреждения и без указания на конкретный крамольный материал – то есть без шансов на амнистию. Официальная формулировка прокуратуры: “совокупность контента Грани.Ру содержит призывы к участию в акциях, проводимых с нарушением общественного порядка”.

С тех пор мы не прекращали борьбу  – оспаривали блокировку в полностью подконтрольных российских судах, создавали многочисленные зеркала сайта и распространяли информацию о средствах обхода интернет-цензуры. Но главное – продолжали производить контент, неугодный Кремлю.

Между тем власти планомерно уничтожали последние независимые СМИ, принимали новые запретительные законы, вливали гигантские средства в машину лжи и пропаганды и разворачивали масштабные репрессии против пользователей соцсетей. Вот посткрымский российский медийный пейзаж: сотни материалов СМИ, снятых по требованию властей; тысячи заблокированных сайтов  и сетевых сообществ; сотни уголовных дел за публикации в соцсетях, в том числе десятки реальных сроков; разрушенная репутация некогда респектабельных газет и радиостанций; подчинение наших коллег самым абсурдным требованиям цензоров и торжество самоцензуры.

Разумеется, интернет представляет собой угрозу для режима, основанного на насилии и мракобесии. Владимир Путин назвал всемирную сеть “спецпроектом ЦРУ”, автор одиозных законов депутат Елена Мизулина предложила считать использование интернета  “отягчающим обстоятельством” преступлений, а глава Следственного комитета Александр Бастрыкин в недавнем манифесте выступил за жесткую цензуру по китайской модели в рамках глобальной информационной войны.

Кремль не просто использует антизападную риторику – он объявил войну фактам, свободному слову, критическому мышлению, историческому знанию, гражданской активности, современным коммуникациям и, конечно, понятиям добра и зла, то есть самим основам цивилизации.

Атака на свободу и право ведется под флагом борьбы с “экстремизмом” и “терроризмом”. Но это никого не должно обмануть. “Экстремизм” для Кремля – синоним несогласия.

В нашем случае дилеммы “свобода или безопасность” точно не существует – путинизм представляет угрозу и тому и другому.

Этот блог является частью серии публикаций АРТИКЛЬ 19 Цифровые права в России.


 Russia: Blocking online media symptomatic of wider purge on dissent

On World Press Freedom Day, 3 May 2016, Yulia Berezovskaya, General Director of Grani.ru, explains how her independent Russian media outlet has challenged the blocking of its website from inside Russia since March 2014, while also shining a spotlight on the wider – increasingly stringent – crackdown on freedom of expression online.

Fearless loners in Russia are challenging the system: Ildar Dadin has been convicted for single-person protests; Boris Stomakhin is serving seven years in jail for blog posts; Petr Pavlensky has been detained for artistic performance. Among the persecuted, there is also a librarian from Moscow, a school teacher from Oryol Oblast, a sales person from Yekaterinburg and many many more.

Every day on our website Grani.ru we tell about people persecuted for their opinions, comments, poems or simply for sharing an image online. Dissenting people are hauled in for questioning, fired from their work places, fined, sent to perform penal labour, blacklisted as “extremists”, their bank accounts blocked, toxic liquids thrown in their faces, glass in their windows broken. They are beaten up in the streets and thrown mud at on TV.

In today’s Orwellian Russia, confining oneself to facts and calling things by their proper names already amounts to an act of resistance.

Two years ago, just before the annexation of Crimea, Russian authorities ordered all Internet service providers to block access to several independent online media outlets. A law allowing extrajudicial blocking of online resources for political reasons had been hurriedly passed several months previously. The law was proposed by a State Duma deputy, Andrey Lugovoy: the very person who brought a dose of polonium to London to kill off his ex-FSB colleague, Alexander Litvinenko, in 2006. This vague and clearly anti-constitutional law was the first spasmodic response to the popular uprising in Ukraine.

During the peak of the Ukraine’s Maidan protests, traffic on our website surpassed all records: 150 thousand users visited the website daily. In February 2014, our monthly audience counted 1.5 million people; in March it was set to rise beyond 2 million.

Our website was blocked without prior warning or any indication of specific inappropriate material – that is, without any chance of amnesty. The official wording used by the prosecutors’ office stated: “content on Grani.ru contains in its entirety calls to participation in public events held in violation of the public order.”

We have not stopped fighting ever since: we challenged the blocking of access in the Russian courts, created multiple mirrors of the website and distributed information about means to overcome Internet censorship. But most importantly we have continued to produce content unwanted by the Kremlin.

Meanwhile the authorities continued to systematically destroy the last remaining independent mass media outlets, passing new repressive laws, injecting gigantic amounts of funds into the propaganda machine and engaging in large-scale repression of social media users. Here is what the post-Crimean Russian media landscape looks like: hundreds of mass media publications removed by order of the authorities; thousands of blocked websites and social media communities; hundreds of criminal cases initiated because of social media posts, including dozens of prison terms; the reputations of once respectable newspapers and radio stations destroyed; our colleagues subjected to the most absurd requirements of censors; and the triumph of self-censorship.

Clearly the Internet poses a threat to the regime, which is based on violence and bigotry. Vladimir Putin called the World Wide Web “a special project of the CIA.” Lawmaker Elena Mizulina, author of a large number of infamous laws, suggested the use of the Internet should be considered an “aggravating circumstance” of a crime. Alexander Bastrykin, head of the Investigative Committee, in a recent statement advocated strict censorship, following the Chinese model, in the framework of the global information war.

The Kremlin is not simply using anti-Western rhetoric – it has declared war against facts, freedom of expression, critical thinking, historic knowledge, civic activism, modern communication technologies and, ultimately, against the notions of right and wrong, that is, against the very foundations of civilisation.

The attack against freedom and rule of law is launched under the banner of the fight against “extremism and terrorism”. But this should not fool anyone. “Extremism”, as understood by the Kremlin, is a synonym of dissent.

In our case the dilemma of “freedom or safety” does not exist: Putin’s regime threatens both.

This blog is part of ARTICLE 19’s Digital Rights in Russia series.